William Dyce. King Lear and the Fool in
the Storm (c. 1851).
Почему Шекспир запретил Шуту и Корделии встречаться:
о нарушении
этого запрета и об утрате культурной памяти
в постановках “Короля Лира”
Е.В. Халтрин-Халтурина
Аннотация
от 13
февраля 2007 г.
В
опубликованных текстах шекспировской трагедии о короле Лире[1]
имеется одна особенность, которую постановщики переносят на сцену чисто механически
либо не переносят вовсе: два героя, приближенные Лиру и тоскующие друг по
другу, – младшая дочь Корделия и королевский шут – ни разу не появляются на
сцене одновременно. Эта особенность шекспировского “Короля Лира” отличает пьесу
от всех ее источников.
Западные
историки театра давно подметили эту особенность и пытались объяснить ее
проблемами так называемого “кастинга”: в шекспировской труппе было ограниченное
количество актеров (все, как известно, мужеского полу), поэтому в оригинальной
постановке “Короля Лира” – утверждают некоторые историки театра – роль Корделии
и Шута вполне мог взять на себя один и тот же человек.
В 80-х и 90-х
годах XX века эта гипотеза вызвала полемику в среде англоязычных
литературоведов. Были подняты вопросы зрительского восприятия. Если под
бубенцами Шута и в обрамлении локонов Корделии узнаваемо одно и то же лицо,
должен ли зритель воспринимать это метадраматически (допуская, что актер может
играть разные роли) или он должен думать, что Корделия, впавшая в немилость, продолжает
неотлучно следовать за Лиром? Изучив реплики персонажей и драматический эффект
некоторых сцен (например, сцена примирения Корделии и Лира после долгой
разлуки), литературоведы пришли к выводу, что Корделия и Шут – совершенно
разные персонажи.
Учитывая эти
выводы, в настоящем докладе я возвращаюсь к вопросу: зачем Шекспиру
понадобилось разлучить Шута и Корделию и провозгласить несовместимость их
пространств[2]?
“Король Лир”
(как, впрочем, и “Гамлет”) – трагедия не просто владетельного господина. Это
трагедия королевской особы, решающей проблемы своего долга и
престолонаследия. Король Лир принял решение раздать земли Короны между
несколькими лицами и заменил тем самым монархию олигархией. Английский зритель
конца XVI – начала XVII вв. расценивал этот поступок Лира как предательство
Короны. Предав Корону, король Лир раздваивается: между его двумя королевскими
“телами” – физическим и сакральным – оказывается нарушена связь. Нежелание Лира
разом отречься от всей королевской власти – он продолжает держаться за монаршие
регалии, оставляя облачение и королевского шута при себе – и назвать достойного
преемника-монарха приводит к тому, что отторжение сакрального тела становится
замедленным и мучительным.
Внешний мир
для Лира мистическим образом тоже распадается надвое: на мир, где торжествуют
обычные человеческие связи, и мир власти и регалий. Два персонажа, которые не
могут курсировать между этими двумя отколовшимися друг от друга мирами, – это
Корделия и Шут. Корделия отреклась от старого королевства и ей нет доступа в
мир, где Лир носит свои прежние регалии. А Шут (у которого в этой пьесе
Шекспира нет личного имени, поскольку он является воплощением своей профессии)
полностью принадлежит миру старых регалий Лира и исчезает вместе с этим миром.
Так между Корделией и Шутом разверзлась невидимая непреодолимая пропасть.
В докладе я
прослежу, как в тексте Шекспира Лир мечется между разделившимися мирами Шута и
Корделии. Я поясню, как на протяжении пьесы в параллельной истории Глостера
Шекспир готовит наследника на трон Лира (наследника, у которого тоже есть своя
“шутовская” сторона – это Эдгар / Бедный Том). В заключение я
кратко прокомментирую несколько талантливых постановок “Короля Лира” (в том
числе постановку Г. Козинцева 1970 г.), в которых Шут и Корделия находят
общее сценическое пространство: вопреки шекспировскому “запрету” они
встречаются на сцене.
История встретившихся Шута и Корделии – это
пример модифицированной культурной памяти, когда трагедия Шекспира, пройдя
через руки постановщиков других эпох, сменила свой жанр: она перестала быть
трагедией медленной де-сакрализации монарха, став трагедией семейных отношений.
Benjamin
West. Meeting of Lear and Cordelia (1784)