Е.В. Халтрин-Халтурина
Мифопоэтика и «озарения» С.Т. Колриджа
ТЕЗИСЫ
(от 30 апреля 2007 года)
В истории
литературы С.Т. Колриджа нередко называют провидцем и визионером (visionary)[1],
потому что Колридж считал своей задачей описывать контрастные психологические
состояния и интенсивные моменты видения (или “озарения”). Это отразилось на его
жанровых предпочтениях. Колридж разработал два “индивидуальных” жанра:
“стихотворение-беседу” (conversation(al) poem) и “поэму тайны” (the Mystery poem).
Термин
“стихотворение-беседа” впервые был представлен широкому английскому читателю в
1798 году в первом издании сборника “Лирические баллады”, появившись в
качестве подзаголовка к сочинению Колриджа “Соловей”. Разумеется, и до Колриджа
существовали отдельные стихотворения, отмеченные чертами
“стихотворения-беседы”, т.е. доверительной интонацией и особым углом зрения (e.g. “Cum subit illius tristissima noctis imago” Овидия,
некоторые произведения Дж. Леопарди, отдельные отрывки из поэмы Уильяма
Купера “Задача”). Однако именно в творчестве Колриджа
“стихотворение-беседа” – как лирическое описание какого-либо единичного
психологического “озарения” или транса, посетившего поэта, – становится
моделью, воспроизводимой самим поэтом и его последователями. В жанре
“стихотворения-беседы” у Колриджа созданы “Эта липовая беседка – моя
тюрьма”, “Полуночный мороз”, “Арфа Эола”, “Страхи в одиночестве” и др. (“This
Lime-Tree Bower my Prison,” “Frost at Midnight,” “The Eolian Harp,” “Fears in
Solitude”).
К
стихотворениям и поэмам “тайны” обычно относят “Кубла Хан”, “Сказание о старом
мореходе”, “Кристабель”. Каждую “поэму тайны”, созданную Колриджем, я предлагаю
рассматривать не только как опыт мифотворчества, но и как череду
последовательных “озарений” поэта. Этот
подход оправдан тем, что Колридж создавал “поэмы тайны” в творческом диалоге с
У. Вордсвортом, интересовавшимся сериями интенсивных видений, от которых
“духовное око” героя (букв. “the worthy eye”) либо совершенствуется (“Старый ветеран” –“The
Discharged Soldier”), либо, напротив, затуманивается (“Разрушенная
хижина” – “The Ruined Cottage”)[2].
Откликом Колриджа на упомянутые поэмы Вордсворта явились, соответственно,
“Сказание о старом мореходе” и “Кристабель”[3].
То, что “поэмы
тайны” построены вокруг серии “озарений” (а не на основе разработанного
сюжета), является особенностью мифопоэтики Колриджа. Выстраивая антинарративное
произведение вокруг сверхъестественных явлений, эмоциональных всплесков,
трансов, “озарений” и “вечных образов”, Колридж его мифологизирует.
В современном
англоязычном литературоведении антинарративное понимание мифопоэтики Колриджа
стало укореняться сравнительно недавно, благодаря чему поэма “Кристабель”,
например, воспринимается уже не как внезапно прерванное повествование (в котором невозможно найти развязку),
но как завершенная история
грехопадения отдельной души[4].
Так, согласно Э. Хардингу, на протяжении поэмы Кристабель теряет
способность к молитве (которой она обладала до встречи с Джеральдиной), а затем
– и к человеческой речи. Немой транс, в который впадает героиня в конце второй
части поэмы (и который в конце поэмы показан с двух точек зрения – героини и
стороннего наблюдателя), есть одновременно кульминация и развязка мифа о
Кристабели.
До сих пор
антинарративность “поэм тайны” Колриджа рассматривалась только на примере
упрощающихся высказываний Кристабели, а не на материале “озарений”. Этот пробел
восполнен настоящим исследованием.
