Е.В. Халтрин-Халтурина

 

Семиотика сонетной формы у П.Б. Шелли и ее восприятие в России

(на примере сонета «Вордсворту»)

 

Выходя на международную арену, приходится сталкиваться с проблемой понимания не только иностранных языков, но и иностранных знаковых систем. В каждой стране свои условности в обычаях, нравах, правилах поведения и свои особенности поэтики. Так житель европейской части России, прибывающий в Англию, вынужден привыкать к некоторым иным формам жизни (например, к левостороннему движению, двухэтажным автобусам “даблдеккерам” и к манере англичан, приготавливающих чай с молоком, наливать в чашку прежде всего молоко, а только затем чай). Аналогично русский читатель, обращающийся к романтической английской литературе, должен привыкнуть к своеобразным формам поэзии. Как формы жизни, так и формы поэзии определенным образом упорядочены: во-первых, они образуют системы; во-вторых, они носят кумулятивный характер [1] (т.е. новые элементы в этих системах соотносятся с уже накопленной информацией: с английской литературой предшествующих эпох).

Ниже мы откомментируем экспериментальный сонет П.Б. Шелли “Вордсворту”. При этом (1) мы определим, в чем указанное стихотворение отклоняется от английской сонетной нормы рубежа XVIII–XIX веков; (2) мы поясним, что и зачем из английской сонетной традиции Шелли бережно сохраняет. Таким образом русскоязычный читатель ощутит тот эмоциональный накал, который присутствует в оригинальном сонете Шелли.

 

Сонет Перси Б. Шелли к Уильяму Вордсворту широко известен в истории литературы как упрек в измене идеалам революции – упрек, брошенный молодым английским романтиком поэту старшего романтического поколения.

Комментаторы, как правило, указывают, что поводом к написанию стихотворения явилась публикация в 1814 году поэмы Вордсворта “Прогулка”. В этой поэме Вордсворт изобразил поэта, беседующего с пастырем, странником, затворником не о торжестве революции, а об ее трагических последствиях. Таким образом Вордсворт призывал к эволюционному совершенствованию общества на основе Христианской системы ценностей и Христианских институтов. Прочитав эту поэму, П.Б. Шелли неприятно удивился: зная Вордсворта по сборнику “Лирические баллады”, он привык видеть в старшем поэте не певца церкви и эволюции, а пылкого революционера, защитника униженных и оскорбленных. Поэма “Прогулка” показалась молодому Шелли резким поворотом в убеждениях Вордсворта – и этого поворота он ни понять, ни принять не мог. Это неприятие отразилось в дневниковой записи спутницы и будущей жены Шелли Мэри Годвин от 14 сентября 1814 года. Мэри отметила, что они с Шелли сильно разочарованы “Прогулкой”, и со свойственной ей резкостью назвала Вордсворта “рабом”. Сам Перси Б. Шелли тоже выплеснул на бумагу горечь разочарования. Так возникло стихотворение “Вордсворту”.

Обычно в англоязычных изданиях все 14 строк этого сонета печатают единым монолитным текстом, без отбивки строф. Здесь, учитывая схему рифм, мы разбиваем сонет на строфы.

 

 

Shelley’s sonnet “To Wordsworth”

 

                  Poet of Nature, thou hast wept to know

                  That things depart which never may return:

                  Childhood and youth, friendship and love’s first glow,

4               Have fled like sweet dreams, leaving thee to mourn.

 

                  These common woes I feel. One loss is mine

                  Which thou too feel’st, yet I alone deplore.

                  Thou wert as a lone star, whose light did shine

8               On some frail bark in winter’s midnight roar:

 

                  Thou hast like to a rock-built refuge stood

10             Above the blind and battling multitude:

 

                  In honoured poverty thy voice did weave

                  Songs consecrate to truth and liberty,–

                  Deserting these, thou leavest me to grieve,

14             Thus having been, that thou shouldst cease to be.

 

Сонет П.Б. Шелли “Вордсворту”

Перевод Б. Томашевского

 

Поэт Природы, ты горюешь вновь

О том, что минуло и не вернется.

Дни детства, юность, дружба и любовь -

Об этих снах грустить лишь остается.

 

Я знаю эту грусть. Но никогда

Ты не делил со мной другой печали...

Ты, словно одинокая звезда,

Мерцал над шхуной в бурном, зимнем шквале.

 

Ты неприступной высился скалой

Над ослепленной, яростной толпой...

 

В почетной бедности всегда стремился

К Свободе, к Правде твой звенящий стих...

Таков ты был, теперь ты изменился, -

О, как мне жаль, что ты забыл о них!

 

 

Однако почему молодой романтик, браня Вордсворта, создал не пасквиль, не балладу, не стихотворение “на случай”, а именно сонет? Это комментируется реже. Дело в том, что Шелли увлекался сонетными экспериментами в большей мере, чем другие английские романтики. Разумеется, известен “опрокинутый” сонет у С.Т. Колриджа [2] ; Китс, экспериментируя с формой сонета, создал особую одическую строфу, которая названа его именем [3] . И все-таки у Шелли эксперименты были самыми смелыми и последовательными: из его завершенных 17 сонетов нет ни одного абсолютно правильного. Кроме того, Шелли виртуозно соединил пять так называемых “терцинных” сонетов в цикл, в результате чего образовалась его знаменитая “Ода западному ветру” [4] . Нарушение формы сонета у Шелли всегда было сознательным: оно придавало стихотворению дополнительную выразительность подобно тому, как дополнительную выразительность лицу придает гримаса.

Чтобы с легкостью увидеть шеллевскую гримасу в сонете “Вордсворту”, четко проговорим, что в Великобритании рубежа XVIII–XIX веков являлось сонетной нормой. Самыми распространенными были сонеты двух типов: петрарковский (он же итальянский) и шекспировский (он же английский). Все остальные сонеты того времени воспринимались широким английским читателем как модификация этих двух типов.

Это важно помнить, чтобы не отнести по ошибке стихотворение Шелли “Вордсворту” к сонетам французского образца (известным как во Франции, так и в России), у которых следующее расположение рифм: abba abba cc dede или abba abba cc deed [5] . На первый взгляд, сонет “Вордсворту” весьма напоминает эту модель, потому что Шелли расположил ключ-двустишие между 2-ым и 3-им катренами. Но это только на первый взгляд. Вглядимся: во французском сонете непременно сочетается охватная и перекрестная рифмовка, а у Шелли здесь вся рифмовка перекрестная. Это не французский тип сонета [6] .

Итак, вернемся к сонетным моделям распространенным в английской традиции. Петрарковский сонет состоит из октета (два катрена опоясывающей рифмовки: abba abba) и сестета (две терцины, рифмующихся cde cde или cdc cdc или cde dce). В октете обычно развивается основная тема стихотворения, затем следует смысловой поворот – и в сестете предлагаются выводы или развязка. Самой сильной по мысли должна быть заключительная строка петрарковского сонета. Шекспировский сонет состоит из трех катренов перекрестной рифмовки (abab cdcd efef) и заключительного ключа-двустишия (gg), в котором предлагается лаконичный вывод к рассуждениям, последовательно изложенным в катренах.

В этой системе сонет “Вордсворту” приближается к шекспировской модели: в нем три катрена перекрестной рифмовки, в которых последовательно излагаются взгляды Вордсворта на поэзию и свободу. В самом ответственном месте английского сонета – ключе-двустишии, – как и полагается, подведен достойный итог жизни воспеваемого поэта и произнесена хвала в его честь. Однако располагается этот достойный итог не там, где ему должно быть: не в конце сонета / жизнеописания. Хвала и честь становятся не итогом жизни Вордсворта, а пройденной, оставленной позади ступенью. Физическая жизнь Вордсворта еще не окончена, она продолжается. Не оканчивается на хвалебном ключе-двустишии и сонет: в нем остается еще одно четверостишие. Поскольку Шелли полагает, что эта жизнь перестала быть достойной восхваления, то он вносит в последние 4 строки сонета “Вордсворту” дисгармонию с помощью рифм: weave / liberty / grieve / be. Здесь рифмы чередующиеся. Но они настолько близки друг другу по звучанию, что соседствующие строки воспринимаются как неточно срифмованные: слова grieve / be в последних двух строках сонета перекликаются гласными, но несхожесть согласных способствует впечатлению, что что-то в стихотворении разладилось. Дисгармонии звука здесь соответствует смысл. Последняя строка сонета выражает открытое разочарование и стыд за бесцельно проживаемые Вордсвортом годы: “Ты стал таким, что лучше бы тебе было раньше умереть” – заявляет Шелли.

Так преждевременно использовав в английском сонете ключ-двустишие, Шелли преждевременно “похоронил” Вордсворта. На примере этого “исказившегося” английского сонета видно как Шелли строил сонетные “гримасы”. Упрек действительно способен был тронуть Вордсворта за живое.

 

Нельзя сказать, чтобы самому Шелли этот “облитый горечью и злостью” стих не причинил страданий. Ему невольно пришлось искать ответа на весьма болезненный вопрос: отрекаясь от своего бывшего кумира Вордсворта, не является ли сам Шелли изменником – изменником в дружбе и в ученической любви?

Этот мучительный шеллевский вопрос, как правило, остается за рамками комментария. По крайней мере, пока мне не попадались научные издания, в которых прослеживалось бы, как на уровне текста или интертекста Шелли пытается отстоять свое право на измену кумиру. Ниже я попытаюсь восполнить этот пробел, показав, что сонет “Вордсворту” по сути является не монологом, а диалогом – и даже спором – с теми, кто мог бы упрекнуть Шелли в вероломстве.

В тексте сонета “Вордсворту” есть несколько указаний на то, что Шелли не просто использует обобщенную шекспировскую модель, но явно перекликается со 116 сонетом Вильяма Шекспира (ок. 1609 г.). Это один из самых знаменитых сонетов в истории английской литературы. Его высоко ценили все поэты-романтики. Его заучивали и заучивают наизусть многие поколения носителей английского языка. В английской литературе 116 сонет Шекспира – это самая известная присяга верной любви – любви, которая сильнее всех разочарований.

Чтобы оправдать свою измену Вордсворту, сонетист Шелли вынужден опровергнуть непререкаемый авторитет 116 сонета Шекспира о постоянстве. Вот этот сонет:

 

 

Shakespeare’s Sonnet 116

 

Let me not to the marriage of true minds

Admit impediments. Love is not love

Which alters when it alteration finds,

Or bends with the remover to remove.

 

O no, it is an ever-fixèd mark

That looks on tempests and is never shaken;

It is the star to every wand’ring bark,

Whose worth’s unknown, although his height be taken.

 

Love’s not time’s fool, though rosy lips and cheeks

Within his bending sickle’s compass come.

Love alters not with his brief hours and weeks,

But bears it out ev’n to the edge of doom.

 

If this be error and upon me proved,

I never writ, nor no man ever loved.

Шекспировский сонет № 116

(Перевод С.Я. Маршака.)

 

Мешать соединенью двух сердец

Я не намерен. Может ли измена

Любви безмерной положить конец?

Любовь не знает убыли и тлена.

 

Любовь – над бурей поднятый маяк,

Не меркнущий во мраке и тумане.

Любовь – звезда, которою моряк

Определяет место в океане.

 

Любовь – не кукла жалкая в руках

У времени, стирающего розы

На пламенных устах и на щеках,

И не страшны ей времени угрозы.

 

А если я неправ и лжет мой стих, –

То нет любви и нет стихов моих!

 

Размышляя о постоянстве верной любви в 116 сонете, Шекспир выдвигает четыре основные мысли, каждая из которых образует отдельную строфу:

1.      В первом четверостишии (строки 1–4) поэт отказывается признавать, что для верной Любви могут существовать какие-либо преграды. Настоящая Любовь души – неизменна и неизбывна.

2.      Во втором четверостишии (строки 5–8) он сравнивает Любовь с Полярной звездой, сияющей на недосягаемой высоте – выше всех бурь – и потому являющейся неизменным ориентиром для каждого, пустившегося в плавание.

3.      В третьем четверостишии (строки 9–12) утверждается, что со временем может иссякнуть телесная жизнь, но не Любовь. Её век – не часы и недели, а вечность вплоть до “Судного дня”.

4.      в заключительном двустишии (строки 13–14) Шекспир произносит клятву: “если я когда-либо отрекусь от сказанного здесь, то я – не поэт, и нет на свете истинно любящего человека”.

 

В своем сонете об измене, адресованном Вордсворту, Шелли отвечает на постулаты Шекспира следующим образом:

1.      В первом четверостишии (строки 1–4) поэт утверждает, что – как бы это ни было грустно – для любви и дружбы есть преграды. Все знают, что прекрасная чистая первая любовь у многих людей конечна.

2.      Во втором четверостишии (строки 5–8) Шелли сравнивает прежнего Вордсворта с Полярной звездой, которая служила ему недосягаемым ориентиром во время жизненных бурь.

3.      Затем Шелли неожиданно переходит сразу к ключу-двустишию (строки 9–10), подводя черту прежней жизни Вордсворта-кумира: прежний Вордсворт был (в прошедшем времени) для Шелли надеждой и защитой. Это утверждение Шелли звучит также категорично, как и шекспировская клятва. Шелли даже подхватывает глагольные формы прошедшего времени из шекспировского ключа-двустишия: ср. шекспировское proved / loved и шеллевское stood / mutitude.

4.      Поскольку Шелли поспешил использовать ключ-двустишие, у него остался неиспользованным еще один сонетный катрен (строки 11–14). В нем Шелли приводит жалобы и упреки: Вордсворт был певцом правды и свободы, но предал их. Он оказался не Полярной звездой. И потому Шелли имеет право в нём разувериться. Это заявление вступает в резкий контраст с третьим катреном Шекспира, отстаивающем верность вопреки всему непостоянному. В последней строке третьего катрена указан срок, когда умирает любовь. Если у Шекспира (строка 12) это – Судный день, то у Шелли (строка 14) это – час крушения кумира. Причем кумир сам виноват в том, что оказался “ненастоящим”, вероломным.

 

Такое завершение спора Шелли с Шекспиром едва ли можно назвать убедительной победой молодого романтика, выступающего в пользу измены: Шелли лишь доказал, что его чувства по отношению к Вордсворту-поэту нельзя назвать настоящей душевной Любовью. Шелли сам сотворил себе кумира и сам же его мысленно уничтожил. Кумир Вордсворт не стал для него настоящей путеводной звездой. Такая звезда отыщется позже: ею окажется поэт Адонаис, герой одноименной шеллевской элегической поэмы, написанной на смерть Джона Китса (1821 г.). В заключительной 55-ой строфе “Адонаиса” Шелли напишет:

 

The breath whose might I have invoked in song

Desends on me; my spirit's bark is driven,

Far from the shore, far from the trembling throng

Whose sails were never to the tempest given;

The massy earth and shepherd skies are riven!

I am borne darkly, fearfully, afar:

Whilst burning through the inmost veil of Heaven,

The soul of Adonais, like a star,

Beacons from the abode where the Eternal are.

Дыханье Адонаиса во мне.

Отвергнутый другими голосами,

Отплыл я вдаль один в своем челне.

В толпе пугливой понимают сами:

Не плыть им под моими парусами.

Для них земля достаточно тверда,

Тогда как мой приют за небесами,

И, словно путеводная звезда,

Дух Адонаиса влечет меня туда.

                                    (Перевод В. Микушевича)

 

Сонет “Вордсворту” (1816 г.) – это раннее произведение Шелли. Тем не менее, в нем уже ярко проявилось мастерство Шелли-сонетиста, его эмоциональность и эрудированность, которые невозможно по достоинству оценить, не изучая традиций национальной английской поэтики. Сопоставив сонет “Вордсворту” с традиционными моделями английских сонетов рубежа XVIII–XIX веков (петрарковским и шекспировским), мы смогли оценить язвительность Шелли-обличителя. А пояснив, как в сонете Шелли отозвались эхом известные каждому англичанину наработки Шекспира (сонет 116 о непреходящести настоящей Любви), мы увидели, что для П.Б. Шелли написание сонета “Вордсворту” было не простым “брызганьем слюной”. Сонет “Вордсворту” – это драма чувств Шелли, борьба с самим собой, со своими идеалами, сомнениями, с поэтическими образцами своей национальной культуры.

Комментарий к шеллевскому экспериментальному сонету – это наглядный пример тому, что семиотика формы романтического стихотворения тоже может быть “инокультурной”, а знание поэтических знаковых систем (как и знание иностранного языка) необходимо для успешного культурного общения России и Запада, для адекватного взаимопонимания.

 

 



[1] О знаковых системах см., например: Степанов Ю.С. Семиотика. М.: Наука, 1971. 168 с.; Степанов Ю.С. Семиотика // Языкознание: Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. 2-е (репринтное) издание “Лингвистического энциклопедического словаря” 1990 г. М.: Большая Российская энциклопедия, 2000. С. 440–442.

[2] Ср.: “Work without Hope” (“Труд без надежды”) С.Т. Колриджа – сонет, в котором состояние отчаяния усилено тем, что в нём поменялись местами октет и сестет.

[3] Так называемая “китсовская ода” возникла благодаря экспериментам Китса с формой сонета. Например, сонет “What the Thrush Said” Китс написал белым – нерифмованным – стихом; сонет “To Sleep” у Китса является комбинацией английской (два английских катрена abab cdcd) и итальянской (секстет bcefef) форм. Позже эти эксперименты Китса с сонетом сказались на его одах: в каждой оде по три строфы. Строфы, как правило, состоят из 10 строк, рифмующихся abab cde cde и тем самым представляют собой один английский катрен, соединившийся с итальянским сестетом – что воспринимается как вариант “безголового сонета”. Это форма до сих пор называется “китсовской одой”, в этой форме продолжают писать другие поэты.

[4] Подробнее об этом см., например: Zbierski H. Some Notes on the Structure and Imagery of Shelley's “Ode to the West Wind” // Studia Anglica Posnaniensia. No 1: 1–2 (1968). P. 91–99; Haworth H.E. “Ode to the West Wind” and the Sonnet Form // Keats–Shelley Journal. No 20 (1971). P. 71–77; Jost F. Anatomy of an Ode: Shelley and the Sonnet Tradition // Comparative Literature. No 34: 3 (1982). P. 223–246.

[5] О французских сонетах см., например: Гаспаров М.Л. Русский стих начала XX века в комментариях. Изд. 2-е дополн. М., 2001. С. 224–225.

[6] Отметим, что Шелли умел писать французские сонеты, когда находил в том необходимость. См. его переложение с греческого из Мосха: “From the Greek of Moschus” (опубл. вместе с поэмой “Аластор” в 1816 г.):

When winds that move not its calm surface sweep


The azure sea, I love the land no more;


The smiles of the serene and tranquil deep


Tempt my unquiet mind.–But when the roar


 

Of Ocean's gray abyss resounds, and foam

Gathers upon the sea, and vast waves burst,


I turn from the drear aspect to the home


Of Earth and its deep woods, where, interspersed,


 

When winds blow loud, pines make sweet melody.


Whose house is some lone bark, whose toil the sea,

 


Whose prey the wandering fish, an evil lot


Has chosen.–But I my languid limbs will fling


Beneath the plane, where the brook's murmuring


Moves the calm spirit, but disturbs it not.